«Раскрыть всё» — но можно снова спрятать: Трамп получил выход из ситуации с файлами Эпштейна

Редко используемая парламентская процедура на этой неделе вскрыла ситуацию в Палате представителей. «Дискардж-петиция» — инструмент, который почти никогда не приводит к успеху, — вынудила провести голосование по «Закону о прозрачности файлов Эпштейна», и законопроект был принят со счётом 427–1.

Сенат согласился ускорить рассмотрение документа и передать его президенту Дональду Трампу, который заявил, что намерен его подписать.

На бумаге этот шаг выглядит как масштабная победа сторонников раскрытия информации. В действительности же в нём сохранилась знакомая лазейка эпохи Байдена.

Закон запрещает скрывать сведения из-за «смущения, вреда репутации или политической чувствительности», но при этом прямо допускает одну узкую причину для изъятий: если публикация «может помешать действующему федеральному расследованию или продолжающемуся федеральному уголовному преследованию».

Именно эту логику Министерство юстиции времён Джо Байдена использовало, чтобы не раскрывать материалы по делу Эпштейна. В 2022 году ведомство ссылалось на исключение 7(A) закона о свободе информации (FOIA), заявив суду, что защищает «продолжающееся уголовное расследование Джеффри Эпштейна и других лиц», включая потенциальных соучастников.

Теперь, когда Трамп вернулся в Белый дом, а генеральный прокурор Пэм Бонди сообщила, что назначила федерального прокурора для нового расследования связей Эпштейна с известными фигурами, у Минюста вновь появляется основание ссылаться на «активное расследование».

Другими словами, Конгресс пообещал «солнечный свет» в течение 30 дней, одновременно подтвердив те же проверенные судом исключения, касающиеся защиты жертв, национальной безопасности и текущих дел — именно те, которые скрывали значительную часть материалов при Байдене.

Политика «общеизвестного»

Демократы представили закон как прямую победу прозрачности. «Мы примем этот закон Палаты без изменений, без задержек, и наконец завершим работу», — заявил лидер демократического большинства в Сенате Чак Шумер.

Калифорнийский демократ Ро Ханна, инициировавший петицию совместно с либертарианским республиканцем Томасом Мэсси, назвал раскрытие моральным вызовом: «Страна, которая не способна привлечь к ответственности богатых и влиятельных мужчин, злоупотреблявших юными девушками, — это страна, потерявшая свои моральные и духовные ориентиры».

Спикер Палаты представителей Майк Джонсон пытался совмещать поддержку прозрачности с предостережениями.

Он заявил, что его позиция «не является разворотом», но предупредил, что срок в 30 дней «чрезвычайно опасен» из-за вопросов секретности и защиты жертв.

Консервативное издание National Review описало последние опубликованные демократами письма как «неловкие» для Трампа, но «не содержащие разрушительных доказательств», и призвало к «максимальной прозрачности» под контролем судов, а не к «хаотичному политизированному давлению».

Сам Трамп придерживается простой позиции: «Нам нечего скрывать».

Единственным голосом «против» стал республиканец Клей Хиггинс, заявивший, что закон «раскроет и нанесёт вред тысячам невиновных людей… свидетелям, людям, предоставившим алиби, членам семей».

Настоящие возможности — и ограничения — закона

Закон обязывает генерального прокурора в течение 30 дней опубликовать «все незасекреченные записи, документы, переписку и материалы расследований», связанные с Джеффри Эпштейном и Гислейн Максвелл.

В перечень входят полётные журналы, соглашения об иммунитете, внутренняя переписка Минюста, а также документы о содержании Эпштейна под стражей и его смерти.

После публикации Минюст должен также предоставить Конгрессу полный, не отредактированный список всех государственных чиновников, публичных лиц и иностранных представителей, упомянутых в материалах.

Закон прямо запрещает скрывать сведения из-за «смещения, вреда репутации или политической чувствительности».

Одновременно с этим документ допускает узкие, временные изъятия, если раскрытие «может помешать действующему федеральному расследованию или продолжающемуся уголовному преследованию».

Под защиту попадают изображения сексуального насилия над детьми, отдельные данные о жертвах, описания актов насилия, а также засекреченная информация национальной безопасности.

Для каждого изъятия Минюст обязан опубликовать письменное обоснование в «Federal Register» и «в максимальной степени» рассекретить материалы или, по крайней мере, предоставить несекретное резюме.

Эта структура практически совпадает с позицией, которую Минюст Байдена уже излагал в федеральном суде: ведомство заявляло, что скрывает материалы, чтобы не нанести ущерб продолжающемуся расследованию «Джеффри Эпштейна и других лиц». Политические фигуры сменились; юридическая логика осталась прежней.

Выжившие и их представители добивались, чтобы Конгресс не включал дополнительных лазеек, и законодатели действительно продвинули относительно «чистый» документ с ускоренным прохождением в Сенате.

Но теперь всё решается не в Конгрессе, а в Министерстве юстиции, где юристы будут постранично изучать материалы, писать обоснования для «Federal Register» и определять, насколько широко следует толковать фразу «помешать активному расследованию».

Закон также требует, чтобы Минюст направил список имён Конгрессу — но не обязывает публиковать его открыто. Это означает, что многие сведения могут впервые появляться на слушаниях, через повестки комитетов или выборочные утечки, а не в виде единого, удобного для поиска архива.

Остаётся неясным, является ли такой исход результатом замысла или совпадением. Но в узком юридическом смысле Минюст времён Байдена и Минюст при Трампе будут действовать по одной и той же логике.

При Байдене ведомство отказывалось раскрывать материалы из-за активных расследований и потенциальных уголовных дел; новый закон прямо позволяет делать то же самое. Поэтому основная борьба, как и прежде, скорее всего развернётся внутри бюрократической системы, а не на страницах официальных отчётов.